Finn
Gold Member | Редактировать | Профиль | Сообщение | Цитировать | Сообщить модератору
Все стены студии «Крематория» в районе Сокола увешаны картинами Армена Григоряна. Помимо музыки Армен пишет маслом картины, публикует книги, придумывает новые электронные проекты. Спрашивать у него, все ли ладно с делами группы «Крематорий», как-то неудобно. Но обозреватель газеты ВЗГЛЯД Гуру Кен все-таки спросил.
- Все знают Армена Григоряна как лицо «Крематория». Но группа уже давно не выпускала новых песен. Что бы это значило?
- Дело в том, что до «Крематория» существовала группа «Атмосферное давление». Она записала магнитофонный альбом в 1978 году, но он был утерян. Мы «дали послушать» единственный экземпляр одному парню, он на пьянке отдал его какой-то бабе, и та уехала в неизвестном направлении навсегда. И мы в 2001 году восстановили альбом «Мифология» для целостности, все-таки корни «Крематория» – в «Атмосферном давлении».
Собственно, после «Мифологии» «Крематорий» ничего не выпускал. Был альбом «Рок'N'Roll», сделанный из кассеты со старыми подзабытыми песнями, которая нашлась на кухне у моего приятеля. Одним словом, мы пришли с «Крематорием» к какому-то тупику. Дом построен, стены покрашены, и непонятно, что делать дальше. С 2002 года «Крематорий» живет по инерции.
- Но возможен же толчок, после которого «Крематорий» снова будет записывать новые песни?
- Понимаешь, трагедия заключается в том, что новые-то песни у меня появляются. Но в рамках «Крематория» очень сложно их сыграть так, чтобы не наступить на горло собственной песне. Чтобы без штампов и самоплагиата.
В результате члены группы «Крематорий» превратились в концертных музыкантов. И они очень хорошие концертные музыканты. Но в студии нужна совершенно другая работа. Все попытки что-либо изобразить натыкаются на собственные грабли. И я решил пока повесить на работе «Крематория» в студии замок.
Я пошел по пути экспериментов в студии с другими музыкантами – с другими взглядами на жизнь, слушающими и играющими совершенно другую музыку. Этот эксперимент вполне может вернуть меня в «Крематорий», но уже на совершенно другом уровне. И в другое время. Я просто не хочу заниматься поденной работой – выпускать два альбома в год только для того, чтобы заработать денег и быть на плаву.
У «Крематория» оказалась довольно сильная база, для того чтобы четыре года не выпускать альбомов и быть востребованным как концертная группа. Более того, количество концертов стало рекордным! Мы никогда раньше не давали по сто концертов в год. А теперь – даем. Людям, оказывается, нравится слышать The Best of «Крематорий». И слушателей стало больше на концертах, и самих концертов больше, и много молодых появилось среди публики. Получилось неосознанно правильно. Я уверен, что у «Крематория» еще появится новый альбом. Обязательно появится! Но он родится на новом витке спирали. Это будет не круг, а именно спираль.
- Скачал из Интернета альбом твоего электронного проекта «3’Ангел» и еще послушал группу на «Нашествии-2006». Так вот, у меня ощущение, что это тот же «Крематорий» вид сбоку. Та же мелодика, тот же вокал, тот же текст. Только другие аранжировки. Ты хотел именно такого результата?
- Я не могу от себя далеко убежать. Я не хотел вдаваться слишком глубоко в электронику и прочно подружиться с компьютером. Если говорить с точки зрения музыканта, то в «Китайском танке» применены совсем другие средства самовыражения – другие аранжировки, другой звук, другая система записи. Я почти уверен, что с первого раза альбом «крематорской» публике не понравится. Но если люди захотят понять, то они увидят серьезную разницу между «Крематорием» и «3’Ангелом».
И еще о том, почему я не мог уйти слишком далеко. Пока я не знаю сюжета книги, я не могу обсуждать с полиграфистом, как сделать обложку или какие поставить картинки. Проект начинался как игра с компьютером. Сели и потыкали пальчиком. Когда знаний стало не хватать, появились люди, которые больше меня понимали в этих железках.
И двухгодичная работа над «3’Ангелом» – почти целиком работа над освоением новых технологий. Сейчас мне, как автору, гораздо легче представить, что получится в итоге, когда я предлагаю ту или иную песню или идею. Все равно моя тембральная подача голоса останется. Все равно я не стану великим вокалистом всех времен и народов. Мой вокальный диапазон останется при мне.
Конечно, отчасти «Крематорий» чувствуется в песнях «3’Ангела». Но «Крематорий» никогда бы в жизни не записал такой альбом. Хотя бы по уровню исполнения и аранжировок. «Крематорий» – все-таки вне времени в этом отношении. Когда едешь туда, куда не знаешь сам, присутствует особый интерес. Поначалу мне был интересен сам процесс. Но сейчас я знаю, как устроен компьютер, по какому принципу мы моделируем песни и как приглашенным живым музыкантам объяснить задачу так, чтобы ничего не испортить, а наоборот, привнести.
В начале пути я ничего этого не представлял. Я же был членом группы «Крематорий», я знал, как я спою. Знал примерно, как сыграет наш клавишник, потому что он 17 лет играет в группе. Знал примерно, что сыграют барабанщик и басист, потому что они 20 лет в группе. Слишком все знакомо!
Если через Интернет ты работаешь с иностранным музыкантом, это еще и выход из положения. Когда мы играли на студии блюз, мы перепробовали много отечественных музыкантов, но все было не то. И мой приятель из Сан-Франциско рассудил: если ты пытаешься говорить на языке блюза, то лучше играть с тем человеком, который на этом языке вырос! И нашелся такой человек – по фамилии Ньютон. И он сыграл все с первого дубля. Уверен, что он одновременно подкармливал свою собачку, потому что она там тихо подвывала… Но сыграл то, что нужно, и сразу. Никаких мучений. Такой опыт многое мне дал.
- Творец должен стараться быть универсальным в своих творческих проявлениях или разносторонность дана творцам по умолчанию?
- Я думаю, что никаких границ в творчестве быть не может. Попробовать можно все. И можно задаться целью попробовать все, включая дерьмо. Но я не стану пробовать дерьмо, потому что можно и по запаху представить, какое оно на вкус. Но если есть потребность выйти за рамки, то нужно обязательно это сделать. Многое идет от потребности, от сильного желания что-то сделать.
Если тебе нравится красивая стильно одетая девушка, подойди к ней познакомиться, не тушуйся. Даже если на ней висят бриллианты, она все равно человек. Нравится она – будь как танк. Не шаркай ножкой и не предполагай, что у нее кузнец за углом. Получишь по морде от кузнеца? Тоже хорошо. Никогда нельзя в желаниях себя ограничивать.
Если бы мне нравился электронный хип-хоп какой-нибудь, я бы с удовольствием им занялся. Но я не хочу. У меня есть вкусовой ценз, в его рамках я могу экспериментировать. Сделать «Безобразную Эльзу» в рэпе с неграми на подпевках ради эпатажа? Не хочется. Вообще рамки, которые с возрастом должны бы сужаться, на самом деле – расширяются. В этом прелесть рок-н-ролла. Ты как альпинист – поднимаешься и видишь все больше.
- Поп-музыка как явление массовой культуры всегда впитывает в себя лучшее из соседних жанров, и из рока в том числе. А если рок абсорбирует лучшее из электронной музыки, например, его перестают называть роком. Многим не понравился «Третий Ангел» именно электронностью, как попса. Это штамп?
- В нашей рок-музыке текст всегда довлел над музыкой. В результате у нас почти нет выдающихся музыкантов, нет выдающихся в музыкальном отношении групп – почти все звучат крайне отстало лет на десять в сравнении с Европой. Нет продюсерской школы в рок-н-ролле. Иначе говоря, убогое состояние.
Но мы же должны развиваться, двигаться вперед. Например, ты любишь какую-то западную группу. Но не можешь найти ее аналога здесь, потому что его просто нет. Надо же кому-то развивать музыку! Отчасти это толкнуло меня отойти от крематорского звучания. Хотя «Крематорий» востребован как никогда, и похоже, что это навсегда, – меняются поколения, интерес остается. И это наше все, такого на Западе нет. Потому что не было у них там «квартирников», не было такого тоталитаризма, не было флэтов и кухонь в нашем понимании. Тот же Боб Дилан начинал с плохо настроенной гитарой, но потом набрал отличных музыкантов и сильно продвинулся в плане аккомпанемента.
И нам надо меняться. Иначе мы обречены вечно завидовать. Той же соседней Финляндии, которая достаточно хорошо себя чувствует в европейской рок-культуре. Но движение надо делать грамотно и постепенно.
- То есть ты не считаешь русский рок таким же самодостаточным музыкальным направлением, как эмо или хард-рок?
- Ты произнес «хард-рок», и у меня сразу в воображении появилась музыка. А «русский рок» – и представляется что-то текстовое. Нам надо переводить свою «Войну и мир» на мировые языки. Если мы будем зажаты в рамках национального, будет скучно. Начинался русский рок в качестве протеста против закрытости. А теперь, когда все границы открыты, нужен какой-то другой путь. Нельзя про одно и то же петь бесконечно.
- Эксперименты могут привести тебя к этнике?
- Поначалу я совершенно не представлял, во что они выльются. Теперь представляю, но не до конца. Все равно не могу точно сказать, к чему все придет. К этнике или к чему-то другому. Не могу точно сказать, куда Остапа понесет в процессе работы.
- Почему наш Остап не склонен, как многие рок-звезды, к морализаторству и учительству? Это сознательная позиция?
- Она выработалась давно. Вести в песнях монолог мне неинтересно. Да, в одной-двух песнях есть я. Но скучно читать книгу, в которой одно действующее лицо. Для меня всегда главным было построить диалог. Если диалог получается, то все начинает дышать. И даже приводить к неожиданным для меня самого выводам.
Я считаю, что навязывать ничего слушателям нельзя. Надо, чтобы собеседник почувствовал себя равным, почувствовал свое достоинство и включился в диалог. Тогда произойдет искра. Произойдет расширение пространства. Это очень важно.
И не дай бог призывать куда-то на баррикады или выкрикивать лозунги. Это приведет к образованию животных инстинктов. Толпа по своей сути запрограммирована на разрушение. Только личность может созидать. Поэтому для нас всегда было важным, чтобы каждый человек на концерте думал, что я разговариваю только с ним.
- Закончим самым концептуальным вопросом. Кто вы?
- В какой-то степени я лентяй, склонный к самосозерцанию. Не люблю никакого распорядка, никаких законов. Если бы я жил раньше, то был бы бродячим философом. Мне не нравится поговорка, что нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Можно! Все, что я делал, это старался жить отдельно от общества, оставаясь в нем. Это сладкое слово «свобода»… Когда ты начинаешь подчинять обстоятельства своим желаниям, когда ты живешь по законам порядочности и добра и внутри твоего общества эти законы работают, – ты становишься императором этого города. Но я ни в коем случае не диктатор. Я – император-анархист. И готов играть в любые игры, соблюдая законы порядочности.
Если бы мне, как Санчо Пансе, дали остров, я постарался бы устроить там именно такие законы. Я как идеалист, который придумывает себе законы жизни сквозь призму собственных иллюзий.
Гуру КЕН, для газеты "Взгляд" |
