Finn
Gold Member | Редактировать | Профиль | Сообщение | Цитировать | Сообщить модератору
Гаэль Гарсиа Берналь, мексиканский отличник физической подготовки, талантливое и чувственное крем-брюле, играет Стефана – художника и изобретателя. Парень прибывает в Париж из Мехико и селится в квартире матери-француженки – его отец-мексиканец, с которым Стефан вырос, только что умер. Как все парижские планы, надежды Стефана честолюбивы: он хочет издать календарь со своими рисунками, изображающими всевозможные катастрофы. Вместо этого парню приходится довольствоваться тупой работой в издательстве – клеить какие-то бумажки.
Случайно он знакомится с соседкой по лестнице – помогает втащить пианино. Соседку зовут Стефани, и уже потому, что ее играет восхитительная Шарлота Генсбур, можно понять, что девушка слегка того – мечтательная. Интрига знакомства перерастает в чувство, впрочем, слишком запутанное, чтобы увенчаться поцелуем – вместо этого Стефан и Стефани будут делать облака из ваты, море из полиэтилена, развлекаться с машиной времени, которую сделал Стефан из какого-то хлама, и хитроумным устройством для чтения мыслей. Они будут разговаривать о всякой ерунде: «Странное чувство. Все равно, что потрогать свой член левой рукой. / – У меня нет члена. / – У тебя есть левая рука». Они будут талантливо сопротивляться близости, боясь испортить то, что слишком таинственно и слишком важно, чтобы просто называться любовью. Ну, и видеть сны, конечно.
И здесь Гондри поступил, как бабушка с платформы Марк, – продал свое старое рукоделье, уже потрепанное в многочисленных видеоклипах.
Города, поезда и интерьеры из картонных коробок, ожившая старенькая плюшевая лошадка, ватные облака, висящие под потолком. Все это до того мило, что разум возмущенный начинает вскипать – все равно что сунули в руки постороннего щенка или младенца, и даже когда он описался на твои лучшие штаны, тебе отказано в праве на недовольство.
Впрочем, Гондри был настолько любезен, что оставил лазейку. При желании все эти дешевые фокусы в духе «Амели» можно оставить за порогом. А выбранный режиссером стиль lo-tech воспринимать как утверждение, что безумие по своей природе обыденно и низкотехнологично. Тогда «Наука сна» превращается из сентиментальной мелодрамы в очаровательную трагедию. В историю о мужчине, которого безвредное сумасшествие навсегда оставило ребенком. О женщине, достаточно взрослой, чтобы понимать всю безнадежность ситуации, и достаточно чувствительной, чтобы видеть в ненормальности обещание чего-то большего, чем любовь. О невозможной любви, которая вся – невероятные совпадения, смех без причины, облака из ваты, которые – чудо! чудо! – не выглядят глупо, вздорно, сентиментально, а просто – облака. |
