Sloven
Member | Редактировать | Профиль | Сообщение | ICQ | Цитировать | Сообщить модератору
Алексей Викторович Иванов - Сердце Пармы
Цитата:| История Перми XV века (как подсказывают специалисты, истории во многом «альтернативной») в его пересказе полна сверхъестественного, чудесного, мистического. Граница языческого мира и православной Руси, где разворачивается действие романа, превращается в настоящий фронтир, на котором сосуществуют деревянный резной Христос и «Золотая Баба»-Вагийрома с ветхозаветным лицом, где стоят бок о бок церкви и капища, где сталкиваются мировоззрения и боги. |
Могу только одно сказать СУПЕР!!!
Очень довно не встречал такой качественной литературы, очень сильного языка. Читается довольно сложно, просто слов незнакомых очень много, но ОЧЕНЬ интересно! Иногда приходится лезьть в энциклопедию и перечитывать обзац несколько раз, что бы понять что автор хотел до нас донести. и это по прочтении только 29% книги, хотя читаю уже 3 день.
Хочу привести маленький отрывок если не против:
Цитата: Чтобы митрополит на бегство из Перми не прогневался – да и опаска перед Всевышним тоже (видно, хоть совесть и сплошь в заплатках, а держит еще божий ветер) – Питирим решил вновь покрестить Пермь Великую. Пермяки крестились охотно: купались в Колве, надевали кресты, кланялись иконам. «Русский друг – друг сильный,– говорили они.– Мы будем чтить его бога». Питирим уехал по приходам: в Анфал и на Яйву, в Соликамск, в Мошевы и Аниковские деревни, в Верх-Усолку и Усть-Боровую. Когда же вернулся, дверь в часовню была оплетена паутиной.
«Смотри, где мы молились,– оправдывались пермяки, ведя на свое святилище.– Вот, гляди, твоему богу мы нового идола поставили и дары ему щедрые принесли, золото.» В бешенстве Питирим изрубил Христа-идола на щепки.
Он прочел пермякам Евангелие. Они не поняли, что такое фарисеи, синедрион, прокуратор. Питирим пересказал им своими словами, поражаясь, как святотатственно звучит его переложение на чужой язык и чужой быт. «Хороший человек,– одобрили Христа пермяки,– правильно богов чтит и судьбу свою понимает, не прячется от нее, не путает следов. Несомненно, Войпель отнесет все четыре его души-птицы на верхнее небо, а пятую душу – голубя, как ты нам сказал,– вложит в грудь здоровому и красивому младенцу.» «Грех!» – орал Питирим, расталкивая пермяков и уходя прочь.
Тогда мириться к нему пришел ихний мудрец – седой и слепой старик, которого вела дочь. «Ты говоришь непонятные нам вещи,– сказал он.– Что такое грех? Человек идет по судьбе, как по дороге. С одной стороны – стена, с другой – обрыв; свернуть нельзя. Можно идти быстрее или медленнее, но нельзя не идти. Что же тогда это такое – грех?»
Потом пермяки пригласили Питирима на праздник, усадили на почетное место: «Ты рассказал нам о своем великом герое, а мы хотим рассказать тебе о своем». Слепец положил перед собой огромную берестяную книгу, исписанную закорючками Стефановой азбуки. Под струнный плач журавля ощупывая пальцами листы, он начал петь о подвигах богатыря Кудым-Оша. Питирим плюнул и снова ушел.
Он перевел молитвы на пермский язык, и в них Бог казался каким-то лесовиком, который за почитание дарует глухарей и песцов. Питирим попросил лучшего резчика в Чердыни, охотника Ветлана, вырезать для часовни Богоматерь с ангелами, и Богоматерь Ветлана походила на Зариню, а ангелы – на шаманов с руками-крыльями, какими пермяки изображают их на своих бронзовых бляхах. Питирим собрал по острожку иконы, и пермяки измазали их жертвенной кровью.
«Они дети душою,– убеждал себя Питирим.– Не по злонамерению богохульствуют, а по неведению…» И в то же время он знал, что это ложь. Пермяки не были детьми. Просто мир в их глазах выглядел совсем не так, как в глазах самого Питирима, или князя Ермолая, или Полюда, или ушкуйника Пишки. В этом мире даже Христос принимал облик идола. |
Ставить пока ничего не буду, но надеюсь что к окончанию книга хуже не станет. |
