draggon2008
Advanced Member | Редактировать | Профиль | Сообщение | Цитировать | Сообщить модератору
Баллада о выпивке
Мы сто белух уже забили,
цивилизацию забыли,
махрою лёгкие сожгли,
но, порт завидев, - грудь навыкат!
друг другу начали мы выкать
и с благородной целью выпить
со шхуны в Амдерме сошли.
Мы шли по Амдерме, как боги.
Слегка вразвалку, руки в боки,
и наши бороды и баки
несли направленно сквозь порт;
и нас девчонки и салаги,
а также местные собаки
сопровождали, как эскорт.
Но, омрачая всю планету,
висело в лавках: «Спирту нету».
И, как на немощный компот,
мы на «игристое донское»
глядели с болью и тоскою
и понимали - не возьмёт.
Ну кто наш спирт и водку выпил?
И пьют же люди - просто гибель...
Но тощий, будто бы моща,
Морковский Петька из Одессы,
как и всегда, куда-то делся,
сказав таинственное: «Ща!»
А вскоре прибыл с многозвонным
огромным ящиком картонным,
уже чуть-чуть навеселе;
и звон из ящика был сладок,
и стало ясно: есть! порядок!
И подтвердил Морковский: «Е!»
Мы размахнулись, как хотели,-
зафрахтовали «люкс» в отеле,
уселись в робах на постели;
бечёвки с ящика слетели,
и в блеске сомкнутых колонн
пузато, грозно и уютно,
гигиеничный абсолютно
предстал тройной одеколон.
И встал, стакан подняв, Морковский,
одернул свой бушлат матросский,
сказал: «Хочу произнести!»
«Произноси!» - все загудели,
но только прежде захотели
хотя б глоток произвести.
Сказал Морковский: «Ладно, - дёрнем!
Одеколон, сказал мне доктор,
предохраняет от морщин.
Пусть нас осудят - мы плевали!
Мы вина всякие пивали.
Когда в Германии бывали,
то «мозельвейном» заливали
мы радиаторы машин.
А кто мы есть? Морские волки!
Нас давит лед и хлещут волны,
но мы сквозь льдины напролом,
жлобам и жабам вставим клизму,
плывём назло имперьялизму?!»
И поддержали все: «Плывём!»
«И нам не треба ширпотреба,
нам треба ветра, треба неба!
Братишки, слухайте сюда:
у нас в душе, як на сберкнижке,
есть море, мамка и братишки,
все остальное - лабуда!»
Так над землёю-великаном
стоял Морковский со стаканом,
в котором пенились моря.
Отметил кэп: «Всё по-советски...»
И только боцман всхлипнул детски:
«А моя мамка - померла...»
И мы заплакали навзрыдно,
совсем легко, совсем нестыдно,
как будто в собственной семье,
гормя-горючими слезами
сперва по боцмановой маме,
а после просто по себе.
Уже висело над аптекой
«Тройного нету!» с грустью некой,
а восемь нас, волков морских,
рыдали,- аж на всю Россию!
И мы, рыдая, так разили,
как восемь парикмахерских.
Смывали слёзы, словно шквалы,
всех ложных ценностей навалы,
все надувные имена,
и оставалось в нас, притихших,
лишь море, мамка и братишки
(пусть даже мамка померла).
Я плакал - как освобождался,
я плакал, будто вновь рождался,
себе - иному - не чета,
и перед Богом и собою,
как слёзы пьяных зверобоев,
была душа моя чиста.
Евгений Евтушенко, 1964 |
