| КАК ЭТО БЫЛО (вокруг событий октября 1993 г. и позиции Г. Зюганова)
(Ю.А. ПОСПЕЛОВ, профессор)
В последнее время в оппозиционной прессе опубликован ряд статей, посвященных тактике оппозиции на различных этапах ее борьбы с антинародным режимом. В частности, рассматриваются и поведенческие решения лидеров оппозиции в трагические дни конца сентября - начала октября 1993 г. При этом некоторые авторы (например, Н. Гарифуллина в "Молодом коммунисте", Ю. Мухин в "Дуэли") обвиняют лидера КПРФ Г. Зюганова в нерешительности и даже в отступничестве в эти трагические дни. "Вот если бы он пришел в Дом Советов и, даже зная о неминуемом поражении, остался бы с защитниками Советской власти и испил бы с ними всю чашу до дна, вот тогда честь ему и хвала. Но он не только не пришел сам, но и призвал соотечественников оставаться дома" (Н. Гарифуллина).
Меня просто поражают такие суждения Н. Гарифуллиной. Что для лидеров оппозиции важнее: амбиции ("честь и хвала") или дела? Можно было сомневаться в правильности решения лидера КПРФ тогда, в 1993 г., но сейчас-то? Н. Гарифуллина далее пишет: "Единственной из всех коммунистических партий России к участию в выборах (1993 г.) была допущена зюгановская КПРФ и на ней лежит... историческая вина за то, что она привела избирателей к урнам, благодаря чему была принята ельцинская Конституция". Неужели Гарифуллина всерьез полагает (особенно после расстрела танками Парламента), что бойкот выборов со стороны КПРФ не позволил бы режиму "протащить" желаемую Конституцию?
Не буду больше полемизировать с Н. Гарифуллиной и лучше расскажу, как тяжело и трудно приходил к принятию решений Г. Зюганов, чему я был непосредственный свидетель и в какой-то мере соучастник. Я никогда никому не рассказывал об этом, но сейчас считаю необходимым довести эти факты до общественности.
Так вот... В те дни я был депутатом Моссовета 21-го созыва, того Моссовета, который был разогнан властями одновременно с расстрелом Верховного Совета, и мог беспрепятственно проходить в осажденный Дом Советов. 30 сентября (или 1 октября, уже точно не помню) я встретился в здании Дома Советов, по договоренности, с Г. Зюгановым, мы стали обсуждать возникшую ситуацию. Я крайне редко вообще ошибался в прогнозировании событий (свидетелями тому могут быть коллеги-депутаты, а также мои статьи в газетах). Поэтому в беседе с Г. Зюгановым я стал настаивать на поиске достойного и выгодного оппозиции компромисса с властями. В результате обсуждений мы пришли к согласованному плану действий, и Г.А. сказал мне, что он сделает все возможное, чтобы убедить в том же Р. Хасбулатова и А. Руцкого.
Речь шла об использовании сложившейся ситуации в пользу оппозиции, в частности, о признании необходимости (в случае самороспуска Верховного Совета) досрочного (и одновременно с выборами нового состава Парламента) выбора Президента России. Конечно, это был бы своего рода торг с Президентом, но в сложившихся тогда условиях лучшее предложить было трудно. Недаром говорят, что "политика - это искусство возможного".
Мы договорились встретиться в Доме Советов на следующий день. При выходе из Дома Советов, вернее, при проходе через оцепление меня обступили работники московской милиции - один подполковник, два майора и несколько офицеров младшего звания. Подполковник горячо заговорил, резко осуждая действия властей, остальные его поддержали. Подполковник сказал: "Ельцин обязательно ответит за все эти безобразия, за блокаду Парламента и издевательства над депутатами".
Я пошел дальше и стал свидетелем мирного палаточного лагеря, разбитого вокруг Белого Дома его защитниками. Из палаток раздавались прекрасные русские и украинские песни, звуки баянов и гитар. Девушки и парни пели про Катюшу, синий платочек, подмосковные вечера. На душе защемило и я понял, что своим мирным поведением и душевными песнями они расположили к себе работников московской милиции и ОМОНа, стоящих в оцеплении.
На другой день я снова пошел в Дом Советов. Уже на подходе к нему я почувствовал, что обстановка изменилась. В оцеплении стояли совершенно другие люди: более молодые, с какими-то напряженными и даже свирепыми лица.
Встретившись с Г. Зюгановым, я поделился с ним этим своим наблюдением. Он мне сказал, что, да, люди в оцеплении другие, московскую милицию сняли, а в оцепление поставили новых людей, говорят, что с периферии. Мне стало ясно, что в самые ближайшие дни власти пойдут на штурм Белого Дома.
Дальше Г. Зюганов перешел к основному вопросу. Он мне сказал, что встречался и с Хасбулатовым, и с Руцким, но не смог их убедить, они стояли на своем. Словно удила закусили. Их можно было понять, но что-то нужно было срочно делать, чтобы свести к минимуму предстоящие (я в этом был уверен) жертвы и кровь. И тут я сказал Геннадию Андреевичу, что ему и КПРФ необходимо немедленно отмежеваться от необдуманного поведения руководства Верховного Совета. Г.А. резко спросил меня: "Что вы предлагаете?" Я сказал: "Не знаю, как это реализовать, но нужно дистанцироваться, причем обязательно сделать это публично!
На этом мы расстались. Как вышел Г. Зюганов на ТВ, я не знаю, я даже не слышал его выступления по ТВ. Но могу со всей ответственностью заявить, что далось ему такое решение архисложно, в муках и переживаниях. Но это было в создавшихся условиях единственно верным решением, позволившим спасти КПРФ, да и всю патриотическую оппозицию от полного разгрома. В этом я был уверен и тогда и тем более сейчас. Неужели кто-то всерьез думает, что в той общественной обстановке, когда каждый залп из танков по Дому Советов сопровождался аплодисментами и криками "Ура!" большой толпы москвичей с моста и набережной около Дома Советов, что-то существенное зависело от позиции КПРФ?
Я не считаю, что все дальнейшие действия КПРФ и ее лидера (а то, что Г.А. Зюганов достойный лидер - это несомненно) были безупречно верными; я неоднократно высказывал свои критические замечания и публично, и лично Г. Зюганову. Он выслушивал мои замечания, не всегда с ними соглашаясь, - на то у него своя голова, да и информацией он располагает несравненно более обширной. Но в трагические дни осени 1993 г. он, уверен, совершил единственно верный и мужественный выбор, всецело думая о деле, а не о "чести и хвале".
Эти действия лидера КПРФ позволили оппозиции выжить, освободить узников совести из тюрем и занять главенствующие позиции в политическом спектре страны*.
*) В другой своей статье "Снова просто о сложном" (не опубликованной) Юрий Александрович пишет о влиянии СМИ на наше общество:
"В биологии разработан метод борьбы с нежелательным видом, так называемый метод Кюрасао (см. напр., В.В. Лебедев "Математическое моделирование социально-экономических процессов", стр. 215, Москва, 1997 г.). Суть его заключается в том, что в популяцию, т.е. в среду нежелательного биологического вида специально вносится извне порция стерилизованных особей этого же вида. При определенных соотношениях между числами нормальных и стерилизованных особей последние полностью подавляют первых и сводят их численность к нулю. Затем прекращают "впрыскивание" стерилизованных особей и после естественной гибели не способных к продолжению рода стерилизованных особей ареал, т.е. территория их обитания полностью освобождается от нежелательного биологического вида.
Вместо стерилизации для людей можно предложить специальную программу их дебилизации, программу менее очевидной "зачистки" территории, но с тем же сатанинским замыслом".
Можно ли методом Кюрасао объяснить влияние СМИ на общество - не уверен. Но возникает другой вопрос - не является ли Зюганов "со товарищи" теми "стерилизованными особями", которые обязаны освободить Россию от "нежелательного биологического вида" - патриотов, действительно сопротивляющихся режиму и не идущих с ним на сговор? (Прим. ред.) |
В Америке примерно в то же время проходили митинги негров с требованием запретить тесты на IQ в школах 
