-- Затем, -- сказал Остап веско, -- что вы сейчас пойдете к "Цветнику", станете в тени и
будете на французском, немецком и русском языках просить подаяние, упирая на то, что
вы бывший член Государственной думы от кадетской фракции. Весь чистый сбор по
ступит монтеру Мечникову. Поняли?
Ипполит Матвеевич преобразился. Грудь его вы гнулась, как Дворцовый мост в
Ленинграде, глаза метнули огонь, и из ноздрей, как показалось Остапу, повалил густой
дым. Усы медленно стали приподниматься.
-- Ай-яй-яй, -- сказал великий комбинатор, ничуть не испугавшись, -- посмотрите на него.
Не человек, а какой-то конек-горбунок!
-- Никогда, -- принялся вдруг чревовещать Ипполит Матвеевич, -- никогда Воробьянинов
не протягивал руки.
-- Так протянете ноги, старый дуралей! -- закричал Остап. -- Вы не протягивали руки?
-- Не протягивал.
-- Как вам понравится этот альфонсизм? Три месяца живет на мой счет. Три месяца я
кормлю его, пою к воспитываю, и этот альфонс становится теперь в третью позицию и
заявляет, что он... Hy! Довольно, товарищ! Одно из двух: или вы сейчас же отправитесь к
"Цветнику" и приносите к вечеру десять рублей, или я вас автоматически исключаю из
числа пайщиков-концессионеров. Считаю до пяти. Да или нет? Раз...
-- Да, -- пробормотал предводитель.
-- В таком случае повторите заклинание.
-- Мосье, же не манж па сие жур. Гебен зи мир битте этвас копек ауф дем штюк брод.
Подайте чтонибудь бывшему депутату Государственной думы.
-- Еще раз. Жалостнее! Ипполит Матвеевич повторил.
-- Ну, хорошо. У вас талант к нищенству заложен с детства. Идите. Свидание у источника
в полночь. Это, имейте в виду, не для романтики, а просто -- вечером больше подают. |
