Нина БЕЛЯЕВА, заведующая кафедрой публичной политики Высшей школы экономики Современные политологи главным рефреном в отношениях общества и власти указывают на пассивность общества, его беспомощность, апатию, безразличие к тому, что происходит. Лев Гудков постоянно развивает тезис об адаптивности. Проблема и одновременно характеристика российского социума в том, что, как бы власть над ним ни издевалась, как бы ни ухудшала условия жизни, граждане научились приспосабливаться. Вот эта повышенная адаптивность — черта российского социума. Чаще всего вспоминается пушкинское «народ безмолвствует». Значит ли это, что все так и есть? На мой взгляд, нет. Что же все-таки изменилось? Из тоталитаризма скакнуть в демократическое общество невозможно. Несколько поколений проходит. Поэтому из тоталитарного социума прийти к демократическому чрезвычайно сложно. Это реальный риск для граждан — выразить протест. Вообще не согласиться. Не говоря уже о том, чтобы организовать демонстрацию и выйти на публичный митинг. И тем не менее несогласие звучит, тексты публикуются, люди на демонстрации выходят, не боятся давления. И количество этих людей растет. И количество поводов растет. Действительно, власть постоянно подкидывает самые бессовестные и возмутительные поводы для этого, начиная со смерти Магницкого в тюрьме или откровения милиционера Дымовского. Но опять же — это ведь не вопли вопиющего в пустыне. На каждый такой информационный прорыв следует довольно бурная общественная реакция. Да, больше возможности в блогах, больше возможностей в Интернете, но не только. Эти вещи открыто обсуждаются в прессе, в университетских аудиториях, в школах, в очередях. Да, общество разленилось. Оно все еще подавлено, оно все еще не свободно. Но в нем нет единодушия и аплодирования власти. И зависимости от власти уже нет. Есть дифференциация. То есть мы наблюдаем чрезвычайный рост общественного сознания. Да, через болезненные, через драматические проблемы, но он идет. Это факт. Куда он развернется, сможет ли общество консолидироваться для осмысленного политического процесса? Может быть, и нет. Но, возможно, будут другие способы. Потому что лишение действующего режима его легитимности — это чрезвычайно болезненный для режима результат. Он постепенно накапливается. Во что он выльется, пока не понятно. Важно, что процесс идет, и общество не молчит. Оно не бездействует. И это принципиальное отличие от общества советского. Почему не надо звать народ на баррикады сейчас ни в коем случае. Потому что для власти, которая сейчас консолидировала репрессивный ресурс, очень важна эта демонстрация эффективности собственной силы. И это провоцирование власти на агрессивную реакцию. Поэтому это сейчас неумно и неуместно. Эти массовые митинги, массовые протесты. Тем более с запалом на агрессию. Ни в коем случае! Потому что это — подарок для ОМОНа. Потому что таким образом ресурсы и средства, выделенные на новое оборудование, новое обмундирование и так далее, становятся легитимными. Не надо никаких агрессивных действий. То есть не выстраивать какие-то баррикады на каждом углу, а привлекать на сторону реального гражданского общества тех представителей власти, которые не полностью интегрированы в эту агрессивную систему отделения от граждан. Только на этом пути можно расширять ресурс гражданского действия, втягивать в него властные деньги, медиа и легитимность. Потому что гражданскому действию не хватает денег, действия и легитимности. Их надо завоевать. Это долгий процесс, но надо с этого начинать. И тогда он станет понятен и известен. Почему люди не участвуют в гражданских движениях? Потому что они не верят в то, что они успешны. Не верят в то, что таким путем можно чего-то добиться. Поэтому надо именно это и доказывать, что люди, объединившись, это сделали, и получилось успешно. И выиграл тот мэр, который поддержал это движение. Это будет легитимность мэра, это будет легитимность движения тех предпринимателей, которые подключились. целиком |